Проза/Стихи

Эх, Вася… Вася… Нет, ты ни в чем не виноват… Но ты меня добил…. Два года я снимаю этот е-порный фильм! Два года, и ты меня опять подставил. В первый год съемок, я на коленях у директора выпросил возможность устроить на съемках за 400 километров от города военные взрывы. Мы потратили кучу денег на тебя, а ты приехал бухой и три дня соединял со своими потными ничего непонимающими от жары помощниками какие-то провода... В итоге были не взрывы, а всполохи в поле, и пожарные смеялись, и актер чуть не умерший от страха, потому что в не запланированной лунке вспыхнул огонь солярки! Вася, это было год назад. Теперь мы на военном объекте в Алкино, рота два дня рыла траншеи, и у тебя оказался сырой порох, Вася! М…да… Вася слушал, и в этот момент замышлял удивить группу какими-то пиротехническими фокусами. Я сел в машину и уехал. В это день меня почему-то тошнило. Утром пришла на роль Марии Аристарховны актриса. Я сидел в кресле и почему-то плохо ее видел. Она что-то играла… я попросил перенести пробы на завтра. Вечером, я кое-как доснял сцену кровохарканья главного героя. Я устал… От всего… От себя…. Десять лет работы на этой безнадежной студии… Все было нормально еще пол года назад. Я снял клип в Москве «Пилотам» и впереди планировались переговоры по съемкам Насырову и Серьге. Друг из Ванкувера готовил документы на иммиграцию. Я учил английский, успокаивал папу с мамой и заодно планировал посетить посольство Канады... Но тут звонок. Я возвращаюсь в Уфу, чтобы доснять фильм, и уехать срочно обратно в Москву. А нет. Не вышло. Встрял… Как герой Аль Пачино в фильме «Путь Корлито»... Вот-вот он должен вскочить на поезд, уехать и начать новую честную жизнь, но его убивают... По телевизору передают о трагедии в Беслане. Прошлый фильм я заканчивал по телевизору передавали о теракте в Нью-Йорке. М..да… И нервы… И дышать почему-то больно. Наверное, простыл. На съемках спали в деревне в спортзале, с разобранной крышей. Ночью был дождь, а на утро все белило с потолка было на нас…
Я пришел домой уже насколько дней лечусь… Не могу вздохнуть. Дикая боль… Уколы, иглоукалывание, рентген... ничего не понятно. Родители пришли, и ушли с ребенком, я стал собирать только что привезенный новый диван, собрал и лег на этот новый диван умирать. Жена моя колола меня сильными обезболивающими, что остались после смерти бабушки, и они теперь перестали помогать. Мою ситуацию никому не рассказывали... Чтоб не пугать… Но зашла с прогулки мама и увидела меня лежащим… Потом вызвали скорую и мама стала натирать мне немеющие руки. Дыхание учащалось для того, чтобы насытить кислородом сердце, и после максимального убыстрения вздохов, во всем организме наступал сильный спазм... Я сжимался как сдавленная пружина и скулил... Так уже два дня. Мама достала из холодильника Вермут и насильно влила мне в рот. Приехала скорая, и доктор с серьгой за ушами, и манерами «голубого», сделал мне укол в заднюю мышцу, посадил меня в скорую и повез. Я несколько раз в заднем отсеке падал от сильных спазмов… Эх, Вася… если бы твой порох не был тогда сырым…
Полночь. В приемном покое все происходило медленно как в замедленном кино... Я сказал, что не могу дышать, мне сделали укол. Поражает всегда уверенность, что после укола вам должно полегчать. Меня стало тошнить… женщина, стоящая возле каталки, на котором лежал ее, муж без сознания от болевого шока вдруг, повернулась в мою сторону, посмотрела на меня, и запричитала: 
-Он бледен, мальчику плохо… он бледен, мальчику плохо …
Ну кому есть дело до больных… все внимание в записи, скорее бы написать что-нибудь и отправить в следующий терминал.
-Вот направление на кардиограмму- слегка смущаясь подходить молодая помощница, и я как Антонио Бандерос в фильме «Desperado», по стене пополз в два кабинета через. И опять те же спазмы. Невозможно лежать… тело как ластик в руках ребенка сжимается и вылетает с кушетки. Усталая врач обращает внимание на провода, которые надо теперь подбирать. «Ну ладно, идите… или ползите….» И опять по стене, только крови нет, а у Бандероса было… Приходит медсестра с шестого этажа. Забирают в аллергологию. В лифте старичок все понимает и уступает место… Я плетусь по спящему отделению в надежде, что все попрыгают с мест как в кино, заиграет тревожная музыка, и медсестра с большими глазами побежит спасать раненного бойца-гайдука. А… нет. Не угадал - тишина. Только мое дыхание все заглушает, и палата где все спят, кроме одного обставленного как в окопе телевизором, чайником, книжками и бутербродами. Я лег на железную непокрытую матрасом кровать. Пришел молодой доктор. Оказалось практикант. Послушал и так же тихо ушел, пришла медсестра принесла таблетки. Надо бы запить… Как раз у этого вот мужичка и стакан и газировка…
- Можно?
- Чего! – рассвирепел тот. И показал рукой на кран.
- Да… да… конечно...- я нагнулся над умывальником и с удовольствием запил таблетки.
Я вышел на пост.
- Медсестра, мне станет легче?
- Терпите, у вас ведь невралгия…
Надо было спать. Я улегся и вспомнил про сына. Я его очень люблю… Утром я шатался и сдавал анализы, и когда увидел родителей, мне стало лучше… Папа привел своего друга детства, врача Раяфа Кашаповича. Он слушал меня внимательно и сказал, что не может обнаружить дыхание. Меня перевели в индивидуальную палату, и пришел человек, с реанимации поигрывая кислородной маской, задал несколько вопросов и удалился. Потом пришла женщина с каталкой… меня раздели до нага, укрыли простыней и повезли… В реанимации сосед улыбнулся и сказал:
-Щас полегчает…
Мне сделали укол.
-Это морфий… - сказал он.
Я ушел в свой мир цветной и добрый…
Прошло несколько дней, и я привык к катетерам. В семь вечера в реанимации медсестры и медбратья убегали смотреть сериал «Клон». Торбеев, мой сосед, постоянно задыхался… И я кричал:
-Зульфия!- кричал как можно громче. Через минут десять приходила недовольная медсестра и говорила:
-Че кричите?!
-Человеку плохо...
Она приносит ширму и отделяет меня ею от Торбеева… и уходит, виляя злой попой досматривать сериал «Клон».
-Торбеев!
-Че?
-Все нормально?
-Эх, зря я сюда попал, не вылечат меня здесь - вздыхал он, и снимая со стены кислородную маску, делал несколько вздохов, и опять ложился. Ночью голый Торбеев шел в туалет, и курил… На вопрос откуда у Вас такая фамилия, Торбеев объяснял тем, что в фамилия его знатная, был у Чингисхана полководец Торбей. Вот оттуда и идет его фамилия... По вечерам пели песни наркоманы и обязательно кого-то срочно привозили, и из операционной доносились крики врача, приводившего кого-то чувства. Я лежал как раз возле медицинских шкафчиков, с различными препаратами, как цветок, никому не нужный и не интересный, смотря, как девочки забегая за очередным лекарство спорили между собой о чем-то… Вскрывая шприцы однажды один выскочил из рук, и угодил мне в лицо. И в этот момент меня заметили…
-Ой, извините …
-Нет проблем…
-Света! Быстрее…- она выскочила.
Вообще в реанимации на тебя смотрят как на манекена, подходят, заправляют и, главное не заводить человеческих бесед… еще на жалость пробьет. А какая работа совместима с жалостью… Посадят на инвалидную коляску и на рентген, и посетители так отворачиваются от тебя как будто ты инвалид. А я им улыбаюсь, а они отводят глаза… Нравиться мне когда от тебя отводят глаза - бояться, значит. Приходил Раяф Кашапович, и так спокойно мне: 
-А ты, ведь мог отбросить коньки.
Я долго не понять понять, причем тут коньки... Напротив меня лежал Азат Амирович с инсультом. Зубной врач. Позже я видел его под новый год, случайно, он выходил из подъезда … сел в машину, и уехал.
Я спрашивал потом у всех в подъезде:
-Это не ваш папа, мы вместе…?
-Нет.
То ли он был, то ли показалось… К нему еще сын приходил, с разрешения министра пустили, одевал так с любовью носки ему… Потом с Азатом Амировичем мы вместе болтали без конца, он медленно, я доканчивал его фразы. Сидим голые, кушаем, тут врачи приходят, и говорят, не отвлекайтесь... и пункцию мне делают... Прямо во время завтрака, а Азат Амирович, чтоб легче было мне, отвлекает всякими разговорами… Так и ушли с баночкой моей жидкости из легкого... Блин. Говорит: -Щас легче будет, задышится… А потом рассказывал о себе, говорит: -Читаю лекции, звонок… Мы поругались по телефону с одним перцем, и должны были встретиться, по-мужски разобраться. Я сел в машину весь на эмоциях и тут слабость…Эта слабость и оказалась инсультом…
Еще был санитар Марсель, глядя вечером на мою мочу, которую должен был вынести, он вдруг спросил:
-А… вы, говорят, режиссер?
-Да.
- А у меня папа актер…
И понеслось… общие знакомые и смешные разговоры. Хороший парень. Когда я уже вышел из реанимации он пришел через несколько дней навестить меня и рассказал так между прочим, что сегодня сдал в морг тело Торбеева… Вышел я из реанимации голодным, худым и обросшим. Когда посмотрел в зеркало на себя, ну прям герой рок-оперы «Иисус Христос - супер звезда»... Я думал, что поваляюсь немного и выйду, но это было только начало. Эх, Вася… если бы твой порох не был тогда сырым… Доснимался я сцен с кровохарканьем, молодец… Через неделю мои планы нарушились, и «Пилотам» приехавшим в Уфу я не смог снять клип, я сдавал анализы на туберкулез в другой больнице. Анализы подтвердились, лечение как минимум на пол года… В доме моем весь подъезд засыпали хлоркой, сына подвесили и сделали рентген… Через неделю у моего соседа по новой палате, ветерана войны Константина Семеновича не выдержала от такого количества лекарств поджелудочная, и он умер. Ходил он всегда подтянутый с записной книжечкой, аккуратно туда записывал назначенные лекарства, и по телефону зачитывал супруге... В соседней по блоку палате, мужчина, бывший директор "Башдрамтеатра" носящий баночку, для того чтобы в плевре не собиралась жидкость, и умудрявшейся со мной в лучших традициях театрального мира, галантно здороваться, тоже умер... Я видел как все пациенты лежа смотрят в стену безнадежно… Я видел как осенью, словно крепость, туберкулезный диспансер берут бомжи и калеки, для того чтобы пережить холодную зиму. Мне все это стало немного надоедать… Я занес чай в реанимацию моему соседу нефтянику Явдату, после того как ему вырезали пол легкого, и сделал вывод: надо выбираться из этой мясорубки... Лечащий врач, после долгих уговоров, разрешил чтобы я ездил на лечение из дома. Сестра дала денег, и я каждый день на такси посещал больницу, и параллельно открыл свое дело…
Мне надо было возвращаться к жизни... Стоя у светофора, я смотрел на сидящих в машине, и завидовал тому, что у них нет ни процедур, ни таблеток, от которых тошнит и чешется все тело - они просто смеются, они просто живут. И сейчас загорится зеленый свет, и легким нажатием на педаль, они продолжат свой успешный путь. Я стал возвращаться к жизни...
Прошло четыре года, с тех пор я как-то живу… И эти годы не стали легче... Но внутри, я уже был далек от Торбеева, и других... Я был не с ними... Недавно плутая на машине по незнакомым дворам, я увидел Васю.
- Привет. Какими судьбами?
- Эх, Вася… если бы твой порох не был тогда сырым… - хотел я сказать, но промолчал. Позже, он нашел меня в Контакте, и просил посмотреть какой-то мой фильм... 
...И все-таки по ночам, я иногда не могу переключить канал своего сна с Торбеева и других... Я долго лежу вглядываясь в темноту, и желаю им только света....

Был неудачный этюд. Я выскочил на меленькую сцену и стал ругать своих однокурсников которые что-то перепутали с текстом и мизансценой. Все не так как я хотел! Как футбольный форвард в финале мирового чемпионата не попавший в открытие ворота я схватился за голову! За спиной люди выходили со зрительного зала, и было полное ощущение, что это провал! Я отрывался на крик! Когда я уже устал кричать, и меня кто-то действительно должен был остановить, послышалось: 
-«ПриВИЕт».
Произношение было особенным. Не русским. Особенно как-то прозвучало «…ВИЕт». И глаза очень зеленные. Наверное, он еще не слышал, как русские орут. Поэтому он улыбался. Мне тоже, получается, пришлось улыбнуться. Мишель. Так его звали. Парижанин, зарабатывающий летом извозом на мотоцикле почты и в итоге приехавший на эти деньги учиться в Москву. Корни его были русские. Бабушка с его мамой, оказалась после войны в Польше. Мама вышла замуж. Родился Мишель и младший Володя. Семья с польским папой не сжилась. Уехали в Париж. Там и рос Мишель с отчимом. Семья любила Тургенева и в Бужевали они семьей были смотрителями дома этого великого русского писателя. В 90-х после развала СССР, Мишеля потянуло в Россию… Вы знаете ощущение, когда у тебя другом становиться иностранец особое. Это как после «Запорожца» в «Пежо» пересядешь. Это другой мир. "Честерфилд" я поменял на "Житан". После фильма Антониони «Профессия репортер», где Николсон так красиво курит "Честерфилд", я понял, что это мое. Но вот приехал Мишель и появился «Житан». Увидеть Париж, перекурить "Житан" и умереть! А когда наш преподавателю раскуривал привезенный Мишелем специально для него "Житан", это был особый ритуал раскуривания. В центре мастерской, сидя на стуле и рассказывая байки о профессии, он шоркал без конца зажигалкой, крутил в руке стильную синюю пачку и … курил! Никто из индейцев в этот момент его не слушал.
Учеба продолжилась, дружба и, конечно же, попойки… Я многому учился у Мишеля. Я научился играть на пианино. Я научился говорить. По любой теме и получать удовольствие. Говорить, говорить…. «bonne ann;e» «salut». И главное любить жизнь. Даже тогда когда Мишеля оставила девушка из французского посольства, и Мишель на пустыре за птичьим рынком кричал от боли, Мишель любил жизнь. И его этюды, и смех, и фильмы в подражании Чаплину - говорили о том, что Мишель любил жизнь, и я у него этому учился. 
Мы были на прицеле друг у друга. Это бывает, представьте, много людей в мастерской, крики шум, а мы держим друг друга на прицеле. «Все нормально»? «О кей»! «А у тебя»? «Супер». Так проходили учебные годы, и был еще Вивальди. Конечно, был Вивальди. Мишель покупал траву, я мороженое и чечевичную кашу с луком. Мы ехали к нему на Таганку. Все это жарилось, курилось, мороженое елось и включалось "Времена Года". Мы лежали на полу и, глядя в потолок, рассказывали, кто что «видел». Потом пробивало на «хавку» и после поедания со сковородки чечевицы, я на стене карандашом объяснял своему необразованному иностранному товарищу как устроен мир. В общем, на стене был круг потом вокруг еще круг, потом еще круг… Мишель все понимал. Утром я долго смотрел в стену и задавался вопросом продолжать свою теорию или нет. Вообще французы удивительно пьют водку, мелкими глотками и с удовольствием, как лимонад. Мы наоборот крупными, и занюхать лучше, чем закусить. Французы много говорят, когда пьют и веселятся, мы же много закусываем, занючиваем и что-то придумываем «оригинальное». В один из таких попоек наш однокурсник попытался сделать это «оригинальное» переспать с ирландкой. Она же была влюблена в Мишеля, а тут наш мужик. В общем, крик, все проснулись, она выскочила с криком, хлопнула дверью и ушла на прощанье, бросив по-английски «You dead!» Ты мертвец! Класс! Как красиво все. "Да все нормально, не ссыте, бабы они везде бабы, поорут и забудут", сидя в кресле успокаивал один из актеров фильма Мишеля... Но не забыли. Потом был звонок с посольства Ирландии в институт и допросы в каком-то обезьяннике. Супермен московский с кобурой по верх, белой рубашке крутя в руках «Lucky strike» как с крутого фильма боевика спрашивал: «Ну, че, там было, давай колитесь»! Ему было очень интересно. А нам нет. Весь институт после на нас пальцами тыкал. Потом ирландские студенты-боевики стороной обходили наш курс. Они вообще всегда всех стороной обходили. Потому что так пить и не обходить стороной нельзя… Я честно никогда не мог так пить как однокурсники. Любимым моим предметом в доме Мишеля был его унитаз. Его я обнимал чаще, чем кого-либо. И паркет куда-то вечно улетающий. Сидишь обняв унитаз и пытаешься паркет поймать пьяными глазами. Вот ты поймал, держишь, держишь, и-и-и-и опять ушел паркет! Как только паркет уходит надо опять держаться крепче за унитаз. Потом на утро мы курсом шли в «калитниковские» бани, это на Таганке, там все с водкой и с лимоном обычно все заканчивалось. Три дня пить я не мог. На лице всякая хрень, и идешь усталый, и обязательно какой-нибудь автомобиль по пальцам ног колесом проедет. Мишель уезжал в Париж, а потом опять приезжал. Встречали его всем курсом. Прямо с аэропорта на четырех машинах проезжая по Тверской открывали окна и высовывали голые задницы. Так и ехали. И был еще новый год у какого-то Петлюры, где курс понял, что здесь никак не повеселиться, и что это не наша компания, мы покидаем восьми-комнатный особнячок и двенадцать человек за двадцать минут до того как пробьет полночь замерзшие забиваемся в старенький «Москвиченок» случайно нам остановившейся на Тверской, и кричим: «На Таганку»! Холод. Обмерзшие девчонки, давят ногами на мои туфли с белыми носками и зубная боль прямо в новый год! И много водки, которая так и не снимает эту зубную боль! 
Все это должно было закончиться. Появилась в нашей компании Ксюша. Хорошая девушка. Влюбился в нее Мишель и не стало больше пьянок. Ну и хорошо думал я. Займусь учебой. На время мы потеряли друг друга из прицела. Через несколько месяцев я по делам заехал к Мишелю и поразился совсем другой квартире. Убранной, потолок отбелен на стене фотообои и на кухне ни одной грязной тарелки. Супер. Мы сидели в красивых удобных креслах, и перекидывались разными фразами, только для нас двоих имеющих какой-то смысл. На месте где я обычно рисовал круги, объясняя как устроена вселенная было бело и чисто. Супер. И Ксюша супер. ТАКАЯ деловая веселая, и шустрая, отчего даже казалось, что Мишель стал спокойным ни неспешным. Мы поговорили о кино, и я поехал. Я был очень рад за Мишеля. После его криков на пустыре и бесконечных пьянок с непонятными дамами это была неплохая партия. 
Через некоторое время я слышал, что Мишель крестился и стал отмечать многие христианские праздники. Все удивлялись его переменам. Однажды я услышал тихий разговор в буфете своих однокурсников: «Ты слышал, Ксюша держала пост когда была в положении и ребенок, родившийся через несколько дней умер…» Никто не мог дозвониться до Мишеля. Телефон он не брал. Потом они уехали с Ксюшей в Париж, и после возвращения со слов однокурсников они не смоги быть вместе, и расстались. Никто не знал как себя вести в этот момент. Я тоже молчал сутками и никак не мог поверить в случившееся. Я не помню, чтоб мы еще раз пересеклись... У каждого свои проблемы и своя дорога. 
Прошло одиннадцать лет. Не помню, почему, но была причина, и мы созвонились и решили встретиться. Мишель прилетел в Уфу. Все тоже приВИЕт! Все те же зеленые глаза. Мишель рассказал, что снимает по всему миру фильмы для туристических агентств, и пока на жизнь это хватает. Мы поехал на двух «Ситроенах» в деревушку Париж на границе с Башкирией. Деревню назвали в честь победы в Отечественной войне 1812 года. Я взял камеру и стал снимать фильм «Путешествие из Парижа в Париж». Изменилось время и декорации, но мы так же говорили о Вивальди и мироустройстве и помните как у Коэлье «На берегу Рио-Пъедра села я и заплакала» так и мы, смешав кумыс с водкой и напившись «На берегу Инзера сели мы и заплакали»… 
И, наверное, никто не должен был этого видеть. И никто этого не видел... 
После шумных национальных застолий и бесконечных подъемов и спусков с гор Мишель, подарив мне джинсовую коричневую рубашку, улетел...
Через несколько месяцев, в Москве, мне рассказали, что Мишель влюбился, купил квартиру под Парижем и что сейчас ему не до нас. Это было в кафе на Курской, и разговор о Мишеле прошел вскользь, тут же вступили другие темы, но я был очень рад. Впервые, я долго не мог убрать улыбку со своего лица. Удачи, Мишель!

Заявка на полнометражный фильм
От автора.
Проект «Смерть и Рождение Эл» раскрывает тему интернет зависимости. Любовь и чувства все подчинены глобальной сети. Человек настолько близко общается с компьютерным миром, входит в его образы и отождествляет его с собой. Компьютерный образ нашего   героя убивают  в он-лайн игре. Наш герой переживает большую внутреннюю драму.  Сможет ли его пользователь выжить теперь в реальном мире. 
Синопсис.
Ее так и зовут: Эл.  Учится она  в  Гуманитарном вузе. Опаздывает на первую пару. Как всегда. Однажды Эл  заходит  в кафе,   выпить кофе и встречает Его. Он с параллельного курса. Они давно обращают внимание  друг на друга. И вот знакомятся. Его зовут Макс.  Поболтав, договариваются о встрече. Завтра, после занятий.   Эл   типичная девушка 21 века. Молодая, раскованная, энергичная и миловидная девушка.  Потертые джинсы с  прибамбасами, модная кофточка, легкая с раскинутыми полами курточка.  На плече - неизменный фотоаппарат. Она подрабатывает репортером, на съемочных площадках.  Делает удачные снимки, в которых всегда есть своя изюминка, и сквозит интрига. После учебной пары каждый день Эл бежит на съемку.  Самозабвенно работает, спорит с продюсером, беззастенчиво стреляет сигареты, в минуты отдыха слушает плеер. Все в этой девушке говорит о новом поколении   бойком и знающим себе цену.
 Вечер. Она рассеянно, без особой цели бродит по улицам.  Заходит в Интернет- кафе. Садится рядом с молодым человеком, своим давним другом Митей. Внешний вид очкарика Мити явно говорит о том, что он потерял за компьютером добрую половину своей молодой жизни. 
  В кафе,  все наперебой,  в том числе и Митя, говорят про некую Эльфийку и Гектора. Сегодня в полночь между ними должен состояться  бой. - компьютерный бой. Бой вселенский, долгожданный, вызвавший среди компьютерных фанатов небывалый ажиотаж.
   Вечер. Еще один телефонный разговор с Максом. Еще одно напоминание о предстоящей встрече назавтра. Эл выключает мобильник, устремляется к компьютеру, лихорадочно перебирает кнопки, на ходу формально перекидываясь с мамой дежурными фразами.  Эл - геймер. Типичный для  нашего времени. Как тысячи молодых людей, засиживающихся в душных прокуренных интернет-кафе до полной потери чувства времени. Игра? Она самая:   Line ege , -  Линия жизни. Ее Ник   Эльфийка. Это она! Входит мама, как всегда без спроса. Без стука. Мама на повышенных тонах упрекает дочь вредным, на ее взгляд, увлечением компьютерными играми. Между ними давно нет контакта. Нормального контакта между матерью и дочерью.  Увы, не такая уж редкая семейная драма.  Из глубокого детства, из глубин подсознания, до Эл доносятся разъяренные крики отца. На глазах ребенка - избиение матери. И, как результат   замкнутость, отстраненность от родителей. Отчуждение. Шок, который она пережила в детстве, остается до сих пор. Вернее, боль, зародившаяся тогда, выкристаллизовавшись в мозгу, теперь дает о себе знать ощущением своей беззащитности. Как некогда беззащитности ее несчастной матери  перед натиском грубой силы отца.  Естественно, Эл давно ушла в себя. Отстранилась от мира. И Макс - это как шанс на спасение в ее новой жизни. Жизни, о которой она мечтает. Жизни с надеждами и любовью.
Но сейчас нужно только доиграть, ведь победителю достается приз. Огромный денежный приз. Она должна освободиться от этой  внутренней замкнутости, обязательно должна!
   - Что с  тобой! -  испуганно вскрикивает мать, заметив с каким фанатизмом в глазах Эл работает с компьютером. А на экране идет бой. Жестокий бой с насильником и убийцей Гектором. Компьютерный бой, словно в живой реальности, кровно перемешивается с  воспоминаниями детства. Острая, почти физическая боль в душе,  и сильный, торжествующий над ней Гектор. Она проиграла. Ее убили. Тишина в городе. Все затихло. Кафе, в котором она сидела с Максом. Улицы, по которым она одиноко бродила. На следующий день  Макс так и не встретится с Эл. Она не появляется в условленном месте, не отвечает на его звонки.  Чувствуя неладное, он начнет повсюду  искать ее. И находит.  В больнице, с серьезным психическим расстройством. Здесь, в полубредовом сумбуре из ее уст Макс узнает причину  гибели ее Ника, ее компьютерного Героя. Макс знакомится с другом Эл Митей. Делится  с ним своими тревогами за судьбу Эл.  Как  спасти ее? Стать тоже геймером, возродить Эльфийку и, подобно Ахиллу, мстившему за смерть своего друга Птолемея, отомстить Гектору? Так советует ему Митя.  Но кто же этот Гектор? Мифический герой Троянской войны? Но он, Макс, не верит в эти сказки. Сменяют друг друга обычные, ничем не примечательные  вечера. Макс упорно овладевает премудростями игры в он-лайн.  И это занятие вдруг становится для него открытием другого мира, другой реальности. Настолько живой и убедительной, что не зря  весь мир буквально помешался на ней. С кем только не знакомится, с кем только не сражается Макс в этой виртуальной реальности. И вот наступает момент, когда и для него этот компьютерный мир тоже становится настоящим. Он забрасывает учебу, друзей, все для того, чтобы спасти Эл. Не без помощи Мити, Макс воскрешает героиню Эл - Эльфийку.   Вместе они едут в больницу. Митя объясняет на понятном только ему и Эл компьютерном сленге, что ее  Ник  спасен и теперь все ждут нового боя между Эльфийкой и Гектором. С помощью Макса и Мити, воспрянувшая духом Эл бежит из больницы. И, конечно же, состоится новый бой. И это будет серьезный настоящий и важный бой. Макс, зная об отношениях между мамой и Эл,  уговаривает ее поговорить с мамой. Эл  перед боем просит прощения у мамы. Между ними происходит разговор. Искренний, добрый.  Эл отыщет своего отца. Однако ей придется убедиться в том, что ничему хорошему отца жизнь не научила.  И ей становится понятно,  что эта с ним она все время боролась в своем подсознании.  На этот раз в сложной, запутанной игре Эл победит. Победит с помощью своих друзей. Гектор повержен. Она добилась своего, и только теперь начинает жить в настоящей, не виртуальной реальности. Между Эл и Максом возникают взаимные чувства. Из Интернет-кафе, в котором происходил последний компьютерный бой, и был получен ими  главный денежный приз, Макс провожает Эл домой и тут на них совершается настоящее нападение. Гектор, через своих людей, нападает на них в реальной жизни. Путем реальных усилий Макс спасает  Эл. Люди Гектора  забирают выигранные деньги, однако, по велению Гектора, оставляют их в покое. В будущем Макс и Эл доведется увидеть его   Гектора, но им уже будет не до него: у них появилось главное их Любовь. И надежда на то, что все в этой жизни будет хорошо.

Моему почти 7-летнему сыну, сестренка моей жены прислала через Контакт фильм, в котором сообщалось, что через 50 миллионов лет солнце погаснет и наша планета исчезнет. После просмотра мой сын еле-еле сдерживал слезы… 
- Мам…, а что с нами будет через 50 миллионов лет?
- Наши тела умрут, и наши души переселятся на другие планеты…
- А мы не расстанемся? - не унимался мой мальчик.
- Нет.
- Мама, а как мы узнаем, друг друга, если наши тела умрут?
- Мы просто не будем расставаться…
- А как же мои игрушки?
- Дорогой, судя по тому как ты с ними обращаешься, они исчезнут через несколько дней….
Он рассмеялся и они обнялись…
Эту историю рассказала мне моя жена этой ночью, когда мой сын уже спал. Я тоже еле-еле сдерживал слезы, глядя на него в темноте, и думал о том, что он думает о тех вещах, о которых я порою боюсь говорить... Мои родители уехали в деревню и мне очень захотелось их увидеть...

Он стоял посреди улицы и рылся в карманах. Мы поздоровались. Проститутки, гостиница «Космос» и пропажа двухсот долларов. Это его сильно волновало. Говорил по-русски он плохо, поэтому больше жестикулировал руками. «Как это так»?! Через несколько дней, он со сцены на ломанном русском читал монолог какого-то чеховского рассказа, где мне запомнилось его очень страстное произношение слов «…страННАЯ женщина». Звали его Виктор, ударение на О. Колумбиец ВиктОр. Однажды холодной зимой он прибежал на пару в легкой куртке, на что один армянин крикнул из зала: «Ну что змерз, Маугли»! Все громко засмеялись. Виктор не понял. Он не смотрел мультфильма «Маугли». Но чем-то на него он смахивал. Длинные кудрявые волосы, широкие скулы, большие глаза и кеды. Блин, всегда эти кеды. Где бы он ни был, и какая бы погода за окном не стояла, но кеды были всегда. И этюды, и в них обязательно ходули и карнавальные маски. Перед тем как началась вся эта история я видел его учебный фильм - очень цветной и без звука. В фильме Виктор играл арлекина влюбленного в принцессу. Принцесса садилась на арлекина верхом и смеясь скакала…. Потом перед тем как выпить вино она подсыпала в фужер яд, Виктор-арлекин пил и умирал…. Свет включался, и мы всем курсом смотрели то на белый экран, то на Виктора. «Мы что-то упустили»? М…да.. И все таки история это начиналась с того, что никто не думал, что наш Виктор влюбится. Влюбится в большого роста дородную рыжую финку Лайну, Лайну Хаутамяки. Ну, я честно никак не мог себе представить эту пару. Виктор и выше его на голову Лайна, с детским, не сформировавшимися еще в полноценную женщину, телом. Даже если это была любовь, то что-то не клеилось между ними. То они ссорились, то мирились с криками, и слезами счастья на весь институт и в один из дней маятник раскачался и ударил громом. Был праздник, то ли финский, то ли колумбийский. Виктор и Лайна при всех стали выяснять отношения, в результате разгорелась потасовка, Виктор обидел Лайну, а она пнула ему в пах. Он догнал ее толкнул, она покатилась с лестницы и… Вызвали скорую… Проблемы с позвоночником... Ее переправили самолетом в Хельсинки в больницу, а финское посольство объявило Виктора в розыск.
В этом состоянии мы с ним встретились у меня дома. Он выключил свет. И так же жестами стал пересказывать все произошедшее. Его действительно искали. Виктор рассказал, что у Лайны отец тоже колумбиец. Он оставил их с мамой, когда она еще была девочкой. Наш институт разбился на два лагеря, на тех кто был за Виктора и тех кто его осуждал. Мне было не до осуждения. Я по его просьбе звонил мастерам, в деканат, в ректорат и никто не собирался даже думать о защите. Виктор позвонил Лайне в Финляндию, но услышав его голос, с ней случилась истерика и навязчивая мысль, что он уже прилетел в Хельсинки и сейчас придет ее убивать... "Она сошла с ума!" - жестикулировал Виктор. "Зачем убивать? Ведь я ее люблю"... Ночью в темноте Виктор рассказал, что их в семье было шесть братьев и двое братьев играя в русскую рулетку покончили с жизнью... Из моего кассетника тихо звучал Цой. Я слушал и вспоминал его фильм и его чтение со сцены рассказа "Странная женщина…» Единственное, чем я мог помочь, это слушать Виктора, скорее не слушать, а переводить его жесты, вот он показывает рукой пистолет, другой рукой как бы крутит барабан, ставит указательный палец к виску и "бах!" заканчивает словами он. "Бах" на всех языках "бах".
Виктор улетел. Ему удалось это сделать. Позже я получил письмо от него, из Боготы… Лайна через полгода поправилась и вернулась в Москву. Все устоялось.
В октябре 1993 весь мир смотрел на события в России. На утро после штурма "Останкино", я бежал по окровавленным коридорам телецентра в проявочные цеха спасать свой киноматериал. Виктор, командированный Колумбией, за несколько дней до этого снимал штурм Белого дома. В это утро он как и другие иностранные репортеры стоял у телецентра... Мы не могли не встретиться... Прошло два года с того момента как мы расстались, решили выпить, и в нашей компании он познакомился с Кирой… 
В один из дней счастливая Кира встретила меня, и с большими глазами задыхаясь пропела:
«Я влюбилась!»
«В кого»?
«В Виктора»!
Я просто махнул рукой и стал заниматься своими делами. Виктор задержался в Москве, и как я понял, просто плюнул на свою работу репортера. Через некоторое время, повстречав его в нескольких клубах, я даже не перебросился с ним словами. Это не моя история, это не мое дело. Но Кира меня однажды остановила, и попросила переговорить с Виктором, чтобы он перестал ее преследовать. «У-у… нет, спасибо». Я не лезу в Ваши дела дорогие друзья, Вы в мои»… Может, в другом случае я бы и вступился. Кира улетела в Египет, к какому-то восточному другу миллионеру и Виктор ее потерял.
Мы встретились с Виктором случайно на улице. Шел осенний дождь. Я смотрел на его кеды, а он меня все переспрашивал о Кире. Слушать этого я не мог. Я просто должен был помочь ему улететь. Я помог ему собрать деньги на билет, и мы поехали в аэропорт. То ли он пережил все эти истории, то ли я… Мы сидели за столиком, и Виктор подавленный произошедшим о чем-то по-английски перекидывался с официантом. Я достал письмо от Лайны и передал его Виктору. Виктор перечитал его и некоторое время молчал… Объявили рейс, мы стали подниматься, я спросил: 
«А помнишь ты читал… Чехова… странная женщина»?
«Да».
……….
«Береги себя» ...
Я держался за поручни в "Икарусе" и смотрел сквозь дождливое окно как самолет взмывал в ночное небо... Мои планы не сбились, я успевал еще на пару встреч...

Оказалось, что его избили, положили на диван и укрыли густо покрытое кровью лицо простынью. Вернее не избили, а избил. Бородач. Бородач избил Монаха. Фамилия у него просто Монахов была, вот поэтому так и называли все его - Монах. 
Монахов сыграл у меня в этюде. Этюд про то, как он услышал в картошке, которую собирал в колхозном поле, биение сердца, и в итоге ее раздавил. В мастерской всем этюд понравился, Монахов в честь успеха подарил мне откуда-то украденный настоящий спасательный круг, мы отметили, и он стал моим близким другом. Монах был с Рязани. Чемпион по боксу в городе. Закончил военное училище, и попал в десантуру в афган. Подорвался на мине, и после долгих мытарств, и увлечением Шукшиным, решил податься в кино. Монахов, никак не мог устроится в Москве. Так и мотался между Рязанью, где была жена с дочкой, и Москвой где вариант талантливого человека из народа уже не прокатывал. Но мы сопереживали Монахову и поддерживали, как могли. То есть вместе пили. В начале в ресторанах, где Монахов постоянно влезал в драку с выходцами из Кавказа, потом в гостиницах, куда приезжали все известные рязанские бандиты и только чудом мы не стали участниками какого-нибудь погрома. Потом в общежитиях. Потом в самом институте, где он от перебора спиртного потеряв контроль, садился на колени посреди фойе и начинал читать суры из Корана, отчего даже ректор шарахался. Никто не мог вытащить Монаха из института - боксер. А с боксером драться это ой-ой-ой - ты бьешь, а он смеется. 
…Дверь была открыта настежь. Я помню, ночью они с Бородачом пошли на улицу за водкой. Я уснул…. И вот результат. Я вышел в коридор. В коридоре лежал нож для бутербродов и рядом сгусток крови. Я выскочил на улицу… Набрал телефон, автоответчик сообщил о 5 часов утра в Москве… Звонить в милицию… Нет, надо проверить живой он или нет. Я поднялся в квартиру. Монах так и лежал укрытый простыней. В районе ног из под белой ткани торчали потоптанные кроссовки… Я толкнул тело… Никаких признаков жизни. Вдруг я заплакал.
- Монах что с тобой, Монах… 
Я ненавидел его и в тоже время жалел. Я уже давно хотел прекратить нашу настоящую дружбу. Я давно хотел, чтоб Монах просто однажды меня не узнал. И наша встреча несколько лет назад произошедшая просто перестала иметь значение. И как раз на момент кульминации моих рыданий тело замычало. Живой! 
Все обошлось. Монах не мог отодрать простынь от лица. Кровь застыла… Пришел мой друг и затащил его в душ. Монах стоял под душем с простынью на лице и орал от боли. Мы собрали деньги на билет в Рязань, нашли женские темные очки, чтоб его лицо не пугало народ, и с казанского отправили электричкой к жене на поправку. 
Так вышло, что я все-таки разорвал наши отношения. Монах все годы пил и залезал в драки. Однажды я пришел в общежитие к другу. Он купил пневматический пистолет. Мы стреляли по спичечным коробкам. Вдруг распахнулась дверь, и появился Монах. Он посмотрел на меня и спросил:
-Извините Вы не видели Петра с комнаты напротив? - он не узнал меня, и имел ввиду того самого Бородача. У Монаха были усы, и он продолжал на меня пристально смотреть. 
- Нет, не знаем. Наверное, ушел…
- Извините. - сказал Монах и, закрыв дверь, ушел.
Я продолжил стрельбу из пистолета. Он меня не узнал.

Скандал наконец перерос в крик. От крика пересыхало в горле, и они по очереди бегали к крану и от этого пили воду… В какой-то момент она схватила нож и в отчаянии кинулась на него... Она могла бы его убить и он очень хотел, чтобы это произошло… Но мама... Мама смогла ее остановить... В тишине в воздухе повис нож, напоминая шею гуся, и через некоторое время блеснув упал на звенящий пол. Потом позже, спустя несколько дней, на вечеринке у друзей она держала в руках бокал шаманского и нервно курила… Она никогда не курила и делала это неумело… 
Она пережила войну в Бейруте, знала арабский, русский, французский, английский и умудрилась выучить в период учебы итальянский язык. А он все занятия изучал ее. Она приходила с конфетами, и они тихо шурша обертками их ели. Вечером в Доме Ханжонкова она переводила ему с оригинала фильмы Питера Гринуэя, а он провожал ее на "Октябрьскую". В выходные они ходили на базар, и покупали самую свежую еду... Он читал Гумилева "Ассирийские сказки", и все все про них  знали... Только не знали они. 
И надо было что-то делать... Но что?! «Мархаба» говорила она весело своим друзьям в телефонную трубку. «Мархаба» передразнивал он в сердцах, и от этого однажды она уронила горячую сковородку.
-Зачем ты так…
-Прости… 
Так они и просидели, глядя на принесенные свежие овощи, рыбу и сковородку на полу… 
Однажды, они с друзьями всю ночь праздновали в "Сокольниках" и усталые только под утро возвратились домой. Он уложил ее на кровать, и долго, все утро по шум одиноко гремящих трамваев просмотрел на нее. Он не знал, как сделать так, чтобы смотреть на нее вот так всегда ... На ум шли банальные: «…остановись мгновенье». Но они отучатся, расстанутся, и никакой Гете тут не поможет. Он помогал ей на съемках, но именно в этот момент он почувствовал, что пора "уходить". Вечером она пришла к его другу и привела его за руку к себе. Впервые никто не знал что сказать. Мама ее была категорически против него. Было еще две сесты, которых надо было ставить на ноги. Он ушел. Она не поверила в это, и заболела, пролежав в кровати ровно месяц. Однажды он пришел собрать вещи, чтобы съехать в другую квартиру... Все планировалось завершить мирно, без хватания ножей...
Позже мама ей все-таки нашла подходящую «партию» - немца. Она уехала с ним в Швейцарию. Родила. Муж обанкротился. Она вернулась в Москву, и ни с кем из старых знакомых не говорила. 
Он часто рисовал в своем воображении "эскизы" того, как все могло бы быть, если бы они не расстались... Он мял "эскизы" и выкидывал их в окна... И это было лучшее завершение его "партии". Лучшее завершение.

Я подъехал к подъезду моих родителей. Мама и папа сели в машину и виляя как Шумахер по февральским дворовым поворотам мы поехали.
-Ты знал среднего Давлетбаева? - спросила мама.
-Я уж и запутался, средний, старший... А что?
-Умер...
-......
-От наркотиков, наверное... - сказал устало с места пилота папа. Я стал про себя считать, считать скольких из моего дома и соседних дворов уже нет. Старший Давлетбаев тоже помоему от наркотиков умер и Гутас с соседнего 3 подъезда от наркотиков. Марат со второго подъезда с 4 этажа ножом в живот.. Что-то типа водку подпольно продавал. Что-то с кем-то не поделили в середине 90-х... Я точно не знаю. Самое смешное мы с ним лазили в гости к друг друг через балконы. Первым с ним познакомился в новом дворе... Ходили как-то в баню на ново-мостовой и так прыгали в бассейне, что я разбил лоб. Потом ездили в травмпункт на революционной. Наложили швы. Я просил не говорить друзьям о такой глупой ситуации. Придумали что подрались с придурками на берегу и в меня запустили камнем. Потом Марат меня "сдал", всем двором смеялись. Толю рыжего зарезали, говорят за то что продул в карты. Нарубили на куски и в картофельном мешке сбросили в Белую. Мне санки показывали, на котором везли его тело ночью два человека. Санки до этого момента у меня с детством связывались. Ризу моего двоюродного брата, тоже убили, после службы в Германии. Однажды я привез смесь для торты из Москвы, для приготовления нужно было муку добавить, а мы перепутали что-то, и крахмал бухнули. Лежали такие довольные чемпионат мира по телеку смотрим торт жуем, сестра приходит, и говорить вы че, торт из крахмала испекли? Рустем сын летчика со второго этажа нашего подъезда разбился на машине. Ехал с аэропорта домой и влетел на 99 -й в столб. Вообще самый спокойный был человек. Ни с кем не конфликтовал. Стюардом работал... Прям перед подъездом гроб поставили, и все вышли на прощание во дворе. Руслан мой друг тоже говорят, на стакан подсел, где он? Мы были в одной группе. Называлась группа "Мультсборник", типа есть "Кино" и мы. Фотографию все смотрели с одного из наших концертов: там все разные аккорды держат. Блин, смешно было! Однажды на мойке встретил Лысого. Он что-то вроде администратора там. Говорим мы с ним о том, как мне машину помыть и сколько это стоит и понимаем, что узнаем, друг друга и только в последний момент я улыбнулся. Решили узнать друг друга. Обнялись. На месте этой мойки раньше продавали пиво разливное+. Ощущение как у Мураками в "Охоте на овец". Мир где-то в параллельном пространстве спрятался, мой мир. Был еще Пыхалов. Прикол у него был такой по проезжающим машинам, по багажнику кулаком бить. Машина останавливалась, и начиналось+ либо водитель быстро садился и уезжал. Француз одевался в полностью варенные джинсы и куртку, белые кроссовки, и магнитофон в руках "Электроника" с орущим на весь двор "Ласковым маем", а вечером мы пьяные стучим все вместе подсевшие батарейки. Француза видел охранником в одном из торговых центров. И еще был Альфред с плохим зрением, но с сильным ударом в грудь. И вечно наша толпа куда бегущая. Потому что нельзя никому попадаться. Половина на учете, а у старичков условные сроки. Был еще "старичок" Терех, которого толи зарезали, толи он зарезал. Было еще первое мая. В этот день весь наш район открывал плавательный сезон на уфимке, и я по пьяни сжег на костре свою гитару, чтобы привлечь внимание девчонок...
И только вот под новый год у нашего подъезда положили окровавленный матрас. Даже не положили, его поставили рядом с помойкой, в длину вверх, с жутким красным пятном у основания... Странно подумал я, заходя в дом родителей. Через некоторое время узнал. Ильдар, с третьего этажа застрелился. Ильдар высокий и веселый мой ровесник. Самый веселый и добрый наш сосед.
Когда привез родителей обратно, увидел отца Давлетбаева. Как говорила, мама ладно остались две дочери близняшки... Он вышел из подъезда и побрел сквозь прохожих прочь со двора. На глазах его стояли слезы. И никто не мог знать из прохожих о случившемся в нашем доме.